Презентация на тему Мертвые души Н.В. Гоголь

не только как замечательный писатель.
«Старайтесь лучше видеть во

мне христианина и человека, чем литератора», —призывал он.

поры думал Н.В. Гоголь о службе на благо России.

Он искренне и беззаветно любил ее и писал, что молится о спасении Русской земли.
Достойный сын своего Отечества и истинный христианин, Гоголь не только верил, что Россия — страна истинно христианская.
«Дружно докажем всему свету, что в русской земле все, что ни есть, от мала до велика, стремится служить Тому же, Кому все должно служить на земле, несется туда же, кверху, к Верховной вечной красоте», но и вдохновенно призывал к служению России.
«Нет выше звания, как монашеское, — писал он. — Монастырь Ваш — Россия. Облеките же себя умственно рясой чернеца и всего себя умертвите для себя, а не для нее, ступайте подвизаться в ней...»

собственного служения России в великой ответственности за каждое свое

слово, ибо именно оно «есть высший подарок Бога человеку», то орудие, с помощью которого художник «призван все в мире исправлять к добру».
Но все произведения, созданные им в первый период творчества, кажутся Гоголю лишь «давнею тетрадью ученика», и он восклицает: «Пора, пора, наконец, заняться делом» (письмо В.А.Жуковскому, 28 июня 1836 года).
И это дело —работа над «Мертвыми душами», поэмой, на которую автор возлагал большие надежды. «Какой огромный, какой оригинальный сюжет! — писал он. — Вся Русь явится в нем!»

или не смешной, но русский анекдот. Рука дрожит написать

тем временем комедию».

напечатана в 1855 г.) читаем: «Он (Пушкин) уже давно

склонял меня приняться за большое сочинение и наконец, один раз, после того, как я ему прочел одно небольшое изображение небольшой сцены, но которое, однако же, поразило его больше всего мной прежде читанного, он мне сказал: «Как с этой способностью угадывать человека и несколькими чертами выставлять его вдруг всего, как живого, с этой способностью не приняться за большое сочинение! Это просто грех!»

Вслед за этим начал он представлять мне слабое мое сложение, мои недуги, которые могут прекратить мою жизнь рано; привел мне в пример Сервантеса, который, хотя и написал несколько очень замечательных и хороших повестей, но, если бы не принялся за Донкишота, никогда бы не занял того места, которое занимает теперь между писателями, и, в заключенье всего отдал мне свой собственный сюжет, из которого он хотел сделать сам что-то вроде поэмы и которого, по словам его, он бы не отдал никому».

Замысел произведения

Пушкина, быстро принялся за работу и в письме от

7 октября 1835 года извещал его: «Начал писать «Мёртвых душ». Сюжет раскинулся на предлинный роман и, кажется, будто сильно смешон... Мне хочется в этом романе показать хотя бы с одного боку всю Русь».

года, Гоголь пояснял замысел своего творения: «Уже давно занимала

меня мысль большого сочиненья, в котором бы предстало все, что ни есть и хорошего и дурного в русском человеке, и обнаружилось бы пред нами видней свойство нашей русской природы».

заглавии поэмы: противопоставление живого и мертвого и превращение одного

в другое.
1. Значение заглавия поэмы в контексте ее сюжета расшифровывается как мертвый крестьянин.
Другое значение названия символично: душа – это то, что бессмертно, то, что подобно Богу, однако для Гоголя она мертва.
3. Словосочетание «мертвые души» относится ко всем «серым». «мелким», «средненьким» людям, не имеющим ничего высокого в душе.

не один, а три тома, в которых можно было

бы показать Русь уже не «с одного боку», а всесторонне. Второй и третий тома «Мёртвых душ» должны были, по мысли автора, наряду с отрицательными вывести и положительных героев и показать нравственное возрождение «подлеца-приобретателя» Чичикова.
Задуман был не просто роман, а (по гоголевскому определению) «малая эпопея» из современной жизни, но в духе древнегреческого эпоса Гомера и средневековой эпической поэмы Данте «Божественная комедия».
Широта сюжета и насыщенность произведения лирическими местами, позволяющими писателю многообразно выявлять своё отношение к изображаемому, внушили Гоголю мысль назвать «Мёртвые души» не романом, а поэмой (!пафосное лирическое начало должно было пронизывать все пространство эпического произведения и усиливаться от главы к главе, от книги к книге).
Но Гоголь сжёг второй том «Мёртвых душ», а к третьему он и не приступал. Позже, в «четырех письмах к разным лицам» по поводу «Мертвых душ» он объяснил этот «акт сожжения» тем, что во втором томе не были ясно указаны «пути и дороги к идеалу». Истинные причины глубже и разнообразнее.

поэмы «?
Белинский ещё в 1842 году предсказал

неизбежность неудачи Гоголя в осуществлении подобного замысла. «Много, слишком много обещано, так много, что негде и взять того, чем выполнить обещание, потому что того и нет ещё на свете»,— писал он.
Дошедшие до нас главы второго тома «Мёртвых душ» подтверждают справедливость мыслей Белинского. В этих главах есть блестяще написанные образы, родственные помещикам первого тома (Пётр Петрович Петух, Хлобуев и др.), но положительные герои (добродетельный генерал-губернатор, идеальный помещик Костанжогло и откупщик Муразов, «самым безукоризненным путём» наживший свыше сорока миллионов) явно нетипичны, жизненно неубедительны.

и связанных между собой образом дороги.
Замысел «изъездить вместе с

героем всю Русь и вывести множество самых разнообразных характеров» предопределил композицию поэмы. Она построена как история похождений «приобретателя» Чичикова, покупающего мёртвые фактически, но живые юридически, т.е. не вычеркнутые из ревизских списков, души.
Центральное место в первом томе занимают пять «портретных» глав (портреты помещиков). Эти главы, построенные по одинаковому плану, показывают, как на почве крепостничества складывались разные типы крепостников и как крепостное право в 20—30-х годах XIX века, в связи с ростом капиталистических сил, приводило помещичий класс к экономическому и моральному упадку.

Коробочка
(III глава),


безалаберного прожигателя жизни Ноздрёва
(IV глава)—

прижимистый Собакевич

(V глава).


Завершает эту галерею помещиков Плюшкин —
скряга, доведший своё имение и крестьян до
полного разорения.

тома сразу же разгорелись жаркие споры. Вопрос о книге

Гоголя, по словам Белинского, был «столько же литературным, сколько и общественным». «Между восторгом и ожесточенной ненавистью к «Мертвым душам» середины решительно нет...», — писал Прокопович Гоголю в октябре 1842 года. Одни обвиняли автора в клевете на Россию, другие, напротив, увидели в поэме апофеоз Руси.

журналы. Наиболее подробные и интересные разборы дали Шевырев в

«Москвитянине» и Плетнев в «Современнике» — как раз те критики, которые ближе других стояли к Гоголю и более чем кто-либо были посвящены в его замыслы. Так, Плетнев писал, что «на книгу Гоголя нельзя иначе смотреть, как только на вступление к великой идее о жизни человека, увлекаемого страстями жалкими, но неотступно действующими в мелком кругу общества». Замечание Шевырева о «неполноте комического взгляда, берущего только вполобхвата предмет», особенно понравилось Гоголю.

брошюра Константина Сергеевича Аксакова "Несколько слов о поэме Гоголя:

«Похождения Чичикова, или Мертвые души»", в которой он сравнивал Гоголя с Гомером, находя у них общий взгляд на мир — «всеобъемлющее эпическое созерцание». По мысли критика, поэма Гоголя возрождала в русской литературе традиции гомеровского эпоса. «Уж не тайна ли русской жизни лежит, заключенная в ней, не выговорится ли она здесь художественно?» — вопрошал Аксаков, разумея всю поэму в целом.

вполне с первого чтения даже для людей мыслящих, —

писал Белинский, — читая их во второй раз, точно читаешь новое, никогда не виданное произведение".
Однако именно Белинскому принадлежит определение поэмы, как «творения чисто русского, национального, выхваченного из тайника народной жизни <...> дышащего страстною, нервистою, кровною любовью к плодовитому зерну русской жизни», и Гоголя как «русского национального поэта во всем пространстве этого слова». Одним из первых критик подчеркнул и важнейшую особенность творчества Гоголя — его исключительную оригинальность и самобытность.

боже мой, Всего и дела, что помедлить над строкою -

Не пролистнуть нетерпеливою рукою, А задержаться, прочитать и перечесть. Ю. Левитанский