в практику. Не было никаких протестов. Русская графика обогатилась,
она получила гражданский вариант. Академики под началом Ф.Ф. Фортунатова задумали реформу, которая отвечала тогдашним лингвистическим законам (младограмматическим). Они обожествляли стихийные изменения в языке, говорили, что устный язык - стихиен. А письменный язык - дополнение, лишь отражение устного языка в письменном. Письменность носила ограниченный характер, только малая часть общества пользовалась письмом. Это была образованная часть, интеллектуальное общество. Эта реформа носила реакционный характер, она была направлена против интеллектуалов. Она бы никогда не прошла, если бы дело не было поставлено на самотек. После войны к власти пришло необразованное или малообразованное меньшинство. Для проведения реформы понадобились война и революция. Только в такой форме можно проводить реформы. Все это подтверждает примат языка над наукой о языке и над лингвистом. Лингвист не имеет права изменять язык (хотя Будэн де Куртенэ считал иначе). Но нужно сказать, что человек имеет право лишь сохранять язык, принимать те изменения, которые происходят в нем стихийно.
В конечном счете процессы общего регулирования правописания - и место государства в нем - становятся все более дробными и локальными. В этом ключе может также быть рассмотрена инициатива Министерства образования и науки РФ, утвердившего 8 июня 2009 года своим распоряжением список нормативных словарей. В начале сентября обсуждение этого списка вызвало много споров в прессе. Причиной стала явная недостаточность этого списка, хотя гораздо громче звучали голоса тех, кто за многие годы впервые открыл словари и обнаружил, что нормы изменились. На этом примере можно видеть, как меняется место государства в современных процессах упорядочения орфографии. Если первая половина ХХ века была временем своеобразного господства государства над орфографией (как одной из областей государственного порядка), то постепенно верховная политическая власть - при всех сменах режима и идеологического курса - отходит от установки на крупные перемены и помещает правописание в область частной административной «оптимизации» и бюрократического манипулирования.
Вывод