злой парафраз из Шекспира: «Нет повести печальнее на свете,
чем музыка Прокофьева в балете». Многочисленные трения возникли и между композитором и хореографом, имевшим свою точку зрения на спектакль и исходившим, в основном, не из музыки Прокофьева, а из трагедии Шекспира. Лавровский требовал от Прокофьева изменений и дополнений, композитор же, не привыкший к чужому диктату, стоял на том, что балет написан в 1936 году, и возвращаться к нему он не намерен. Однако вскоре ему пришлось уступить, так как Лавровский сумел доказать свою правоту. Был написан ряд новых танцев и драматически эпизодов, в результате родился спектакль, существенно отличавшийся от брненского не только хореографией, но и музыкой.
Фактически Лавровский поставил «Ромео и Джульетту» в полном соответствии с музыкой. Танец ярко раскрыл душевный мир Джульетты, прошедшей путь от беззаботной и наивной девочки до смелой, страстной женщины, готовой на все ради любимого. В танце даются и характеристики второстепенных персонажей, таких как светлый, словно искрящийся Меркуцио и мрачный, жестокий Тибальд. «Это <...> «речитативный» балет <...> Такой речитатив имеет собирательный эффект, — писала иностранная критика. — Танец стал слитным, непрерывно льющимся, а не акцентируемым <...> Мелкие блестящие нежные движения уступили место колоссальной элевации <---> Хореограф <...> сумел избежать «подводных камней» пьесы без слов. Это <...> истинный перевод на язык движений».