Презентация на тему Поэзия Марины Цветаевой

самом дорогом и многозначительном – о любви и искусстве,

о жизни и смерти, о Пушкине и Гёте…
Устраивала самые смелые эксперименты со стихом.
Поэзия- это ее напасть, ее богатство, ее святое ремесло.
Марина выделяла в своем зрелом творчестве ненависть к «бархатной сырости» и полости.
Удивительная энергия поэтического выражения тем.

звукопись.
Затаенная страсть и энергия.
Скупость стихотворной речи, её афористичность.
Противопоставление поэтического

«Я» стихии обыденности.
Любимый образ-символ – гроздь рябины.
Предельная искренность поэзии.

черни.
Романтический максимализм.
Мотив одиночества.
Трагическая обречённость любви.
Неприятие повседневности, конфликт быта и

бытия, обыденности и жизни души.
Тема России.

можно проследить тернистый путь Цветаевой, первые сборники которой действительно

пылились на полках.

Стихотворение состоит всего из одного предложения, поэтому создаётся впечатление, что оно создано словно на одном дыхании.

написанным так рано, Что и не знала я, что я

— поэт, Сорвавшимся, как брызги из фонтана, Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти, В святилище, где сон и фимиам, Моим стихам о юности и смерти, — Нечитанным стихам! —

Разбросанным в пыли по магазинам (Где их никто не брал и не берет!), Моим стихам, как драгоценным винам, Настанет свой черед.

Цветаева на протяжении всего стихотворения использует одну «общую» антитезу,

противопоставляя смерть молодости. Для усиления выразительности последнего используется литературный прием – контраст, стремясь подчеркнуть прекрасное путем изображения его на фоне страшного, ужасного.
Цветаева в своем стихотворении олицетворяет землю, называет ее «ласковой», быть может, подчеркивая, таким образом, любовь к родине. Из словосочетания «ласковая земля» понятно, что лирической героине, такой «живой и настоящей», совсем не хочется расставаться с жизнью.

Цветаева
Уж сколько их упало в эту бездну, Разверзтую вдали! Настанет день,

когда и я исчезну С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось, Сияло и рвалось. И зелень глаз моих, и нежный голос, И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом, С забывчивостью дня. И будет все — как будто бы под небом И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине, И так недолго злой, Любившей час, когда дрова в камине Становятся золой.
Виолончель, и кавалькады в чаще, И колокол в селе… — Меня, такой живой и настоящей На ласковой земле!
К вам всем — что мне, ни в чем не знавшей меры, Чужие и свои?!- Я обращаюсь с требованьем веры И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно: За правду да и нет, За то, что мне так часто — слишком грустно И только двадцать лет,
За то, что мне прямая неизбежность — Прощение обид, За всю мою безудержную нежность И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий, За правду, за игру… — Послушайте!- Еще меня любите За то, что я умру.

1913 г.

стихотворения идёт по ночному городу, она как бы находится

в ином мире, но в тоже время видит всё, что происходит в её городе. Таким образом, она одновременно находится и в реальном мире, и в мире бессонницы.
Выразительность речи создается благодаря эпитетам («из дома сонного», «черный тополь», «золотых бус», «ночного листика», «дневных уз»).

огромном городе моём — ночь. Из дома сонного иду —

прочь И люди думают: жена, дочь,- А я запомнила одно: ночь.

Июльский ветер мне метет — путь, И где-то музыка в окне — чуть. Ах, нынче ветру до зари — дуть Сквозь стенки тонкие груди — в грудь.

Есть черный тополь, и в окне — свет, И звон на башне, и в руке — цвет, И шаг вот этот — никому — вслед, И тень вот эта, а меня — нет.

Огни — как нити золотых бус, Ночного листика во рту — вкус. Освободите от дневных уз, Друзья, поймите, что я вам — снюсь.

и вплоть до последней строфы развивается мысль о том,

что лирической героине все равно, где быть «совершенно одинокой». От одиночества не спасет ни родной дом, ни родная земля, ни родной язык.
Но две последние строки придают совершенно другой смысл всему стихотворению. Тоска так велика, а любовь к родине так неизбывна, что героиня от боли и отчаяния пытается отречься от края, который «так... не уберег», но в самом конце срывается, обнажая душераздирающую трагедию любви к родине.

Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно все равно — Где совершенно одинокой

Быть, по

каким камням домой Брести с кошелкою базарной В дом, и не знающий, что — мой, Как госпиталь или казарма.

Мне все равно, каких среди Лиц ощетиниваться пленным Львом, из какой людской среды Быть вытесненной — непременно —

В себя, в единоличье чувств. Камчатским медведём без льдины Где не ужиться (и не тщусь!), Где унижаться — мне едино.

Не обольщусь и языком Родным, его призывом млечным. Мне безразлично — на каком Непонимаемой быть встречным!

(Читателем, газетных тонн Глотателем, доильцем сплетен…) Двадцатого столетья — он, А я — до всякого столетья!

Остолбеневши, как бревно, Оставшееся от аллеи, Мне все — равны, мне всё — равно, И, может быть, всего равнее —

Роднее бывшее — всего. Все признаки с меня, все меты, Все даты — как рукой сняло: Душа, родившаяся — где-то.

Так край меня не уберег Мой, что и самый зоркий сыщик Вдоль всей души, всей — поперек! Родимого пятна не сыщет!

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, И все — равно, и все — едино. Но если по дороге — куст Встает, особенно — рябина…