Слайд 2
«А где же любовь-то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, не
ждущая награды? Та, про которую сказано - «сильна, как
смерть»? Понимаешь, такая любовь, для которой совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение - вовсе не труд, а одна радость… Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться».
А. Куприн «Гранатовый браслет»
Слайд 3
В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг
наступили отвратительные погоды, какие так свойственны северному побережью Черного
моря…
Пейзаж:
Слайд 4
Пейзаж:
Но к началу сентября погода вдруг резко и
совсем нежданно переменилась. Сразу наступили тихие безоблачные дни, такие
ясные, солнечные и теплые, каких не было даже в июле. На обсохших сжатых полях, на их колючей желтой щетине заблестела слюдяным блеском осенняя паутина. Успокоившиеся деревья бесшумно и покорно роняли желтые листья.
Слайд 5
Анна и Вера:
«…Анна вся состояла из
веселой безалаберности
и
милых, иногда странных
противоречий…»
«…Вера же была строго
проста, со всеми холодно и немного свысока любезна, независима и царственно спокойна…»
Слайд 6
Гости в доме Шеиных:
«После пяти часов стали съезжаться
гости…»
Слайд 7
Генерал Аносов:
«В нем совмещались именно
те простые, но
трогательные
и глубокие черты… те чисто
русские, мужицкие черты,
которые в соединении дают
возвышенный образ,
делавший иногда нашего
солдата не только
непобедимым, но и
великомучеником, почти
святым…»
Слайд 8
Гранатовый браслет:
«…Вера… и увидела втиснутый в черный бархат
овальный золотой браслет… Когда Вера случайным движением удачно повернула
браслет перед огнем электрической лампочки, то в них, глубоко под их гладкой яйцевидной поверхностью, вдруг загорелись прелестные густо-красные живые огни.
«Точно кровь!» - подумала с неожиданной тревогой Вера…»
Слайд 9
Желтков:
«Я умею теперь только желать ежеминутно Вам счастья
и радоваться, если Вы счастливы. Я мысленно кланяюсь до
земли мебели, на которой Вы сидите, паркету, по которому Вы ходите, деревьям, которые Вы мимоходом трогаете, прислуге, с которой Вы говорите. У меня нет даже зависти ни к людям, ни к вещам…»
Слайд 10
Такая разная любовь:
«Против ожидания, вечер был так тих
и тепел, что свечи на террасе и в столовой
горели неподвижными огнями».
Слайд 11
Г.С. Желтков:
«…Теперь во мне осталось только благоговение, вечное
преклонение и рабская преданность. Я умею теперь только желать
ежеминутно Вам счастья и радоваться, если Вы счастливы…Ваш до смерти и после смерти покорный слуга Г.С.Ж.».
Слайд 12
«Показать Васе или не показать? И если показать
- то когда? Сейчас или после гостей? Нет, уж
лучше после - теперь не только этот несчастный будет смешон, но и я вместе с ним»…
«Мне почему-то стало жалко этого несчастного, - нерешительно сказала Вера»…
«Почему я это предчувствовала? Именно этот трагический исход? И что это было: любовь или сумасшествие?»
Слайд 13
Василий и Николай:
«…я чувствую, что этот человек не
способен обманывать и лгать
заведомо…разве он виноват в любви
и разве можно управлять таким
чувством, как любовь, - чувством,
которое до сих пор еще не нашло
себе истолкователя. - Подумав,
князь сказал: - Мне жалко этого
человека. И мне не только что
жалко, но вот я чувствую, что я
присутствую при громадной
трагедии души, и я не могу здесь паясничать.
Слайд 14
Письмо Г.С.Ж.:
«Я не виноват, Вера Николаевна, что богу
было угодно послать, мне, как громадное счастье, любовь к
Вам… Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете. Я проверял себя - это не болезнь, не маниакальная идея - это любовь, которою богу было угодно за что-то меня вознаградить»…
Слайд 15
Прощание:
«В эту секунду она поняла, что та любовь,
о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее. Она
вспомнила слова генерала Аносова о вечной исключительной любви - почти пророческие слова. И, раздвинув в обе стороны волосы на лбу мертвеца, она крепко сжала руками его виски и поцеловала его в холодный, влажный лоб долгим дружеским поцелуем…»
Слайд 16
Человеческие маски срываются…
«Куприн плакал над своей рукописью «Гранатового
браслета», плакал скупыми и облегчающими слезами, говорил, что ничего
более целомудренного не писал», - рассказывал К. Паустовский.