Презентация на тему Нулевые закончились Новая эпоха после новой эпохи

Илья Кукулин «Создать человека, пока ты не человек…»

Заметки о русской поэзии 2000-х Лев Данилкин «КЛУДЖ»

я фиксирую червоточины
в моих жестах в твою сторону
в твоих словах в мою сторону
в жестах и словах контролера в жулебино[5]
в грязной раковине
в отсутствии туалетной бумаги в поезде
 
кабы я выбирала чем раниться
выбирала бы только важное
ненасыщенное и влажное
и не сладкое и не кислое
перспективное для работы со смыслами
 
(Татьяна Мосеева, «научи меня любить родину…»)
 

слоган-подзаголовок «Один ты никто»
«Сообщество Полутона». Все более

заметным явлением становится регулярно выходящий на сайте поэтический журнал «РЕЦ»:
объединение «Вавилон». Лидер этого объединения Дмитрий Кузьмин

спрос на переводные не растет или даже падает; успех

абсолютного аутсайдера Александра Проханова; длящийся второе десятилетие сенсационный интерес к Виктору Пелевину; абсолютная мейнстримизация патентованного еретика Владимира Сорокина; романы Ольги Славниковой на полке бестселлеров

настолько, что можно утверждать, что такой разной она не

была никогда
. Простые подсчеты показывают, что во времена Белинского в год появлялось 2 — 3 заслуживающих разговора романа, при Чуковском — 7 — 8, теперь — 50 — 60.

свободы, опасности свободы, преимуществ «несвободы». Если уж на то

пошло, «бунт внешний ничего не даст. Бунт должен быть внутренним, направленным внутрь, такой силы, чтобы кишки распрямились
.

"Главное направление")
Голоса распределились следующим образом.

Коммерческий проект: фантастика среднего

качества, ловко притворяющаяся "актуальным искусством" - 40%;
маргинальное творчество: заумная эстетская фантастика, мода на которую намеренно раздута - 21%;
неформатные тексты, смыкающиеся с традиционной фантастикой, но не укладывающиеся в рамки популярных серий - 6%;
самостоятельное направление в литературе, активно использующее приемы и наработки НФ - 16%;
отдельная ветвь литературы - 14%.
В голосовании приняло участие 530 респондентов.

Из-за всей этой "технической" неразберихи традиционного анализа опроса не получилось, но заметки писателя по проблеме, поставленной в вопросе, нам показались не менее интересными. И уж точно - претендующими на актуальность.

крепкую сюжетную прозу среднего качества, строго реалистическую и четко

ориентированную на средний класс. Тексты с ярко выраженным фантастическим элементом будут выдавлены за границу понятия "мейнстрим", допустимой останется легкая мистика с непременным разоблачением.

2
Воин — сознательный коллаборационист, часто из интеллигентов, испытывающий такое

омерзение от пошлости окружающего мира что подается в «слуги государевы» — тоже в очень широком смысле.


в юридической трактовке коллаборационизм международного права — осознанное, добровольное и умышленное сотрудничество с врагом в его интересах и в ущерб своему государству.

эпохе, не представлять собой идеальное ее отражение — а

каким-то образом преодолевать ее, пошлую, бесконфликтную, управляемую с помощью технологий манипулирования, требующую двигаться по определенным коридорам потребления

крупных образцов, основополагающих романов для истории литературы последнего десятилетия:

«Взятие Измаила» Михаила Шишкина, «2017» Ольги Славниковой, «Аномалия Камлаева» Сергея Самсонова. Особенно любопытным — даже по прошествии многих лет — остается «Взятие Измаила».

была скорее диванным аксессуаром, способом экранироваться от действительности —

уйти в мир ширм, иллюзий, галлюцинаций, пародий, пропавших рукописей, текстов-в-текстах, компьютерных лабиринтов и проч. Но с каждым годом мы видим все больше текстов, которые, наоборот, сокращают дистанцию между читателем и реальностью, вовлекают читателя в реальность, говорят о ней такую правду, узнав которую читатель должен почувствовать себя на диване некомфортно, захотеть вылезти из раковины «частного человека», почувствовать общность судьбы

 
— Что это такое — постмодернизм? — подозрительно спросил

Степа.
 
— Это когда ты делаешь куклу куклы. И сам при этом кукла.
 
— Да? А что актуально?
 
— Актуально, когда кукла делает деньги» (Пелевин, «ДПП (NN)»).
 

говоря уже о Минаеве и Оксане Робски) за два-три

года прошли путь от «молодого, подающего надежды дебютанта» до суперзвезды.
в современной отечественной литературе доминирует молодежь — как в 20-е и 60-е

могут выстраивать картину нулевых вокруг Пелевина, другие — вокруг

Прилепина, третьи — вокруг Улицкой, четвертые — А. Иванова и так далее, но все это свидетельствует либо о личных пристрастиях наблюдателя, либо о его неосведомленности.

самые серьезные здешние землетрясения никак не регистрируются сейсмографами на

главном литературном рынке планеты — англо-американском. Два исключения —Борис Акунин и Сергей Лукьяненко — характерно-жанровые, поэтому ничего особо не меняют. Русские-авторы-никому-не-нужны, точка.

со всеми плюсами и минусами этого статуса. Она развивается

не по тем законам, которые работают практически везде. Так, вместо того чтобы фиксировать игру отражений и моделировать «психологии» уникальных личностей — как это делает в основном салонная, декоративная западная литература, — «высокая литература» в отечественном варианте главным образом занимается исследованием общества, кодированием национальной идеологии и проектированием образа будущего

слишком много оснований) ощущение собственной неуспешности, провинциальности и невостребованности,

русской литературе очень нужен какой-то глобальный хит — как «Лолита», как «Мастер и Маргарита», как «Доктор Живаго» или как «Архипелаг ГУЛАГ». Хит — и/или Нобелевская премия русскому автору. Разумеется, крайне сложно выйти на сверхзатоваренный рынок; разумеется, Нобелевская премия — политический инструмент, и вряд ли у кого-то из сегодняшних русских авторов есть шанс пригодиться тем, кто делает эту политику;

то, что называется «национальный дух»; когда роман обеспечивает «духовную

родину», объясняет, что нигде больше жить ни при каких обстоятельствах нельзя. Например, великий национальный роман — это роман, получивший в 2007 году в России Букеровскую премию — и, разумеется, впоследствии застрявший на таможне. Что ж, любой квалифицированный западный литературный агент, доведись ему просмотреть синопсис романа про исход из метафизического рабства, сразу же — без сомнения — отправил бы его в мусорную корзину: галлюцинирующий наяву физик Королев, уставший и от науки, и от омерзительных девяностых/нулевых, бросает все, обручается со статуей, плутает несколько недель в адском лабиринте секретного метро, а затем уходит странствовать с бездомными и, умирая от упоения левитановскими пейзажами, растворяется в русском ландшафте, буквально. Это «Матисс» Александра Иличевского: роман про «внутренний бунт», роман, не соответствующий доминирующим «трендам» и логике развития рынка, роман, который — если судить по тенденциям предшествующего периода — ни при каких обстоятельствах не мог быть написан в нулевые, роман, созданный в «блестящей изоляции», роман, у которого нет ни малейших шансов оказаться конвертируемым, роман, чей синопсис выглядит смехотворно; и при этом — великий национальный роман.

которая теоретически не должна работать, но почему-то работает.
Русская

литература не должна была производить «великие национальные романы», она должна была выполнять другую, более соответствующую изменившимся обстоятельствам программу, она вообще не должна была работать, если уж быть совсем честными; не должна была — однако, черт его знает почему, все-таки работала.

«Выбраковка».(Сравнительный анализ.)
От постмодернизма к реализму: реализм возвращается («strikes back»)
Отображение

кризиса 2008 года в современной литературе
Трансформация русской поэзии
1990 — 2000-х годов